К 75 летию победы в Великой Отечественной войне
 |
Емелина Анна Андреевна - врач, педагог, выпускница КГМИ Есть всем хорошо известная фраза: «У войны – неженское лицо». У Великой Отечественной – много лиц, в том числе и лица детей. К ним отношусь и я, Емелина Анна Андреевна. Родилась 29 октября 1932 года в многодетной семье рабочего тринадцатым ребёнком. В пятилетнем возрасте осталась без отца. Жила с матерью, бабушкой и двумя сёстрами. Мама не работала, постоянно болела. Мы получали мизерную пенсию за потерю кормильца. Старшая сестра, Емелина Татьяна Андреевна, училась в Казанском медицинском институте, у них был ускоренный выпуск и их, выпускников, после сдачи последнего государственного экзамена, в этот же день отправили на фронт, где она прослужила всю войну на передовой – военно-полевым хирургом. Демобилизовалась в декабре 1945 года по уходу за матерью-инвалидом. На фото: Емелина А.А. |
Все мы родом из детства, а я родом из военного, голодного, босоногого времени. Наше детство отняла и исковеркала война. Война лязгающими гусеницами прокатилась по нашему детству и тяжело легла на плечи всего народа, и, особенно, непосильный труд испытали мы, дети. Голодные, холодные, помимо учёбы, мы трудились в весенне-летние каникулы. В войну, кстати, никаких каникул не было. Ежегодно нас, учеников, отправляли работать на колхозные поля Республики (Верхне-Услонский, Лаишевский, в Кадышево и т.д.). На колхозных полях мы сажали овощи, потом их пололи, поливали, рыхлили, убирали. Трудились наравне со взрослыми на любых работах, куда пошлют. Работали от зари до зари, внося свой вклад в победу над врагом. Война заставила нас рано повзрослеть. Помимо трёх летних месяцев, работали ещё в сентябре и даже в октябре. Учёба первого сентября в годы войны не начиналась: нас посылали на уборку овощей ещё весь сентябрь и часто до середины октября. И так было все четыре военных года.
Несмотря на то, что постоянно хотелось есть, ни у кого из нас даже в мыслях не было взять одну картофелину или свёклу домой. Считали, что весь этот урожай в первую очередь нужен солдатам на фронте. Работать было трудно: дожди, холодная, промозглая погода, одеты были все плохо и целыми днями мокрые, холодные работали. Одежда часто высыхала прямо на теле. Поэтому часто болели, но всё равно выходили на работу все.
Зимы 1941 ‒ 1942 годов были очень суровые, стояли лютые морозы до 42 ºС. В школе было печное отопление. В классах было холодно, чернила в непроливайках замерзали, учебников не хватало – один на троих. Один прочитает, передаёт другому, а задание по арифметике записывали в школе. Чернил и тетрадей тоже не было. Писали на старых обоях, на старых газетах, на обёрточной грубой коричневой бумаге, которую сами разрезали, сшивали в тетрадь, да и эта бумага для нас была большой редкостью. Дома тоже было очень холодно. Заниматься приходилось при свете коптилки, а то и просто при лучине. Темнело рано. Я любила читать и наклонялась так низко, что ходила всегда с ёжиком выжженных волос вместо чёлки.
Детство своё помню по постоянному чувству голода. И по сей день у меня живёт страх остаться голодной. Была карточная система, и мы получали очень небольшой паёк, да ещё и за этим пайком надо было занимать очередь очень рано утром, а лучше даже с вечера. Например, был такой случай. Однажды, заняв очередь с вечера, я на крылечке магазина уснула. И то ли потеряла, то ли кто-то взял карточки, но я всех своих оставила без хлеба. Хорошо, что карточки (талоны) разрезались на декады и у меня был 3-дневный паёк. Очень боялась идти домой, но мама не ругала, а только заплакала. Украдкой она очень часто плакала, видимо, от осознания того, что не может ничем помочь и как-то изменить жизнь к лучшему. К весне мы превращались в дистрофиков с ячменями и фурункулами.
Война, так или иначе, вошла в каждый дом. Похоронки, слёзы, голод. Только весна и лето приносили небольшое облегчение. Мы переходили на «подножный корм» ‒ дикий щавель, дикий лук, крапива, просвирник, свекольные листья, из которых варили суп-пятиминутку с небольшим количеством картошки или крупы. После приёма пищи через пять минут снова хотелось есть, даже с большей силой. Мы знали голод. Ранней весной мы ходили на поля, где осенью была убрана картошка, а в те годы убирали урожай очень тщательно. И если мы находили перезимованные мороженные белые горошины, то это для нас была радость. Приносили домой, мыли, сушили, обрабатывали и пекли лепёшки. Всё это вспоминается как ужасный кошмарный сон. Больно бывает смотреть, когда видишь брошенные куски и даже целые батоны хлеба. Когда началась война, мы, как и все дети-подростки, на собственном опыте узнали цену хлеба.
Рано приобщились к труду, глубоко впитали такие ценности, как порядочность, честность. Несколько раз нас снимали с занятий и отправляли на работу грузчиками. Надо было с баржи на берег перетаскивать груз. Нам на спину накладывали мокрые необработанные шкуры коров и овец. Накладывали много, нас не жалели. Нести надо было с баржи в гору по одной широкой доске. Доска всё время прогибалась и шаталась, и шли мы по очереди. И вот однажды одна из учениц упала в воду и сильно ушиблась. После этого случая нас на Дальнее Устье больше не посылали. Эти шкуры отвозили на фабрику первичной обработки шерсти, а уже потом на меховую фабрику г. Казани, где из них шили малахаи, рукавицы и другие меховые изделия для фронта.
Жила я в Кировском районе г. Казани, училась в школе № 81. Обучение было раздельное (мальчики и девочки). В связи с большим поступлением раненых в Казань, в нашей школе развернули госпиталь. А нас перевели в деревянное двухэтажное здание, где раньше жили учителя. Раненых привозили по железной дороге, а с осени 1942 года и по р. Волге из-под Сталинграда и Курской дуги. Казанское Заречье было местом, где больше всего было развёрнуто госпиталей. И в нашей школе № 81 располагался госпиталь № 3646. Сейчас там создан музей госпиталя. После занятий в школе нас посылали в госпиталь, где мы работали вместо нянечек, убирались в палатах, ухаживали за тяжелоранеными, поили их, многим писали письма домой. Перед праздниками и перед выпиской раненых выступали перед ними с концертами. Читали стихи, танцевали, пели песни о Родине, о мужестве воинов, о войне. А перед тяжело ранеными выступали прямо в палатах. За трудолюбие, активность и постоянные выступления мне и ещё двум девочкам выделили по два метра марли. Как же мы были рады. Из марли мы себе, «худючим», сшили платья для выступлений и выкрасили их в акрихине. Платья получились красивые, ярко-лимонного цвета, да ещё мы их чуть-чуть подкрахмаливали в слабом мыльном растворе и высушивали. Наши выступления приносили радость не только нам, но и раненым. На нас со всех сторон смотрели забинтованные, бледные, на костылях, но улыбающиеся раненые, а многие даже плакали. Возможно, глядя на нас они в этот момент думали о своих детишках и о родном доме. Аплодировали нам солдаты долго и громко. Перед выпиской мы дарили им кисеты, сшитые своими руками. Детьми мы понимали, что, делая всё это, мы тоже помогали фронту, приближая Победу, для того, чтобы скорее кончилось это жестокое испытание для всего народа. И этот радостный день настал!
Для нас, детей военных лет, опалённых войной, День Победы ‒ особый праздник. В 1945 году мне шёл 13 год. Как мы радовались, что эта долгая ненавистная всем война, наконец-то, закончилась… Был яркий, солнечный, тёплый день, словно природа сама праздновала окончание войны. В этот день на улицах города было великое множество людей. Все радовались, ликовали, улыбались, обнимались, целовались, гремела музыка.
Для меня праздник Победы – святой день. Я не была на фронте, но слушать военные песни и вспоминать этот день без слёз не могу. И каждый год со слезами на глазах вспоминаю события того дня.
Страшные годы войны. Мне до сих пор не верится, что весь этот ужас происходил
со мной и что я, как и тысячи других детей, пережила всё это.
Детство,
типичное для детей войны, – это приобщение к труду. Мы сформированы войной.
После окончания войны была разруха и восстановительный период, в котором мы,
дети войны, также много трудились, следовательно, и юность наша тоже была
нелёгкой, нищенской. И очень хорошо, что всё это мы тоже сумели преодолеть и
выжить.
Огорчает только то, что сейчас мы часто болеем из-за голодного, трудного детства. Понятие «горе» и сейчас оцениваем по тем меркам. Всю свою сознательную жизнь я неравнодушна к проблемам людей и профессию выбрала, чтобы помогать людям. Сначала стала медицинской сестрой, окончив фельдшерско-акушерскую школу, а потом врачом, окончив Казанский медицинский институт. Перед выходом на заслуженный отдых перешла на преподавателькую работу в Казанский медицинский колледж, где проработала 12 лет.
Общий трудовой стаж ‒ 46 лет. Награждена медалью в честь 1000-летия Казани и Почётными грамотами, «Ветеран труда» и «Отличник здравоохранения РФ». После выхода на заслуженный отдых начала заниматься общественной работой – стала секретарём Совета медиков Советского района г. Казани. Активно участвую в работе клуба «Книголюб», которому уже 35 лет и который был организован при ДК медицинских работников.
Заканчивая свои воспоминания, хочется пожелать будущему поколению, чтобы они никогда не слышали и не знали слово «война», а жили под мирным голубым небом. Ещё хотелось бы, чтобы молодое поколение впитало в себя хорошие человеческие качества – это сопереживание, сочувствие, сострадание, сопричастность, доброту и самопожертвование.
Источник: Сборник КГМУ «Победу приближали, как могли», 2016г.
